- Вам не нужно беспокоиться, мой лорд, - добавил Уолли, - никто здесь заложит ее, если они знают, что для них хорошо.

Мужчины поспешили поклясться, что их рты на замке. Сплетничать в пивной грозило встречей с братьями Минч. Кроме того, Проказница была стóящей девчонкой, первый класс. Они желали ей всего наилучшего. Если этот помятый парень с небритым лицом был ее лучшим выбором, ну что ж, она не была похожа на других кобылок.

Только один из рабочих во дворе не пообещал молчать. Этот парень, тот самый, который хихикал раньше, пробирался к задним воротам, прежде чем виконт внимательно осмотрел компанию. Вилли увидел, как парень тащился мимо и остановил его:

- Эй, как ты думаешь, куда ты идешь?

Уолли схватил маленького человека за шарф, который тот обмотал вокруг головы и шеи. Коротышка бросился к воротам, оставив свой шарф в руках Уолли, но Вилли схватил его, сел сверху и ударил по кроличьим зубам, вбив парочку обратно в горло.

- На тот случай, если ты надумал поговорить с кем-нибудь об этом, - предупредил Вилли. - И теперь ты выглядишь лучше тоже.

Он выбросил Рэнди через садовую стену, словно помои, затем вытер руки.

- Кто это был? - спросил лорд Мeйн.

- Просто кучер той старой летучей мыши, которая приезжает время от времени. Он не будет больше никого беспокоить, это точно.

Остальные мужчины потеряли интерес, как только приземистый парень упал. Они вернулись к обсуждению шансов джентa с Проказницей и сделали ставку на результат. Это было точно как в Уайтсе, понял Форреста, где сплетничают о чужой частной жизни или заключают пари о чужом несчастье. Поскольку дебаты продолжались, как будто его здесь не было, Форрест также решил, что, определенно, одежда делaет человека; он, конечно, не получил своего обычного уважения, здесь, в этой потрепанной оснастке.

- Я все еще говорю: если она хочет его, не имеет значения, что мы делаем. И если она не хочет его, все равно не имеет значения, что мы делаем.

- Нет, у мисси есть голова, она даст парню шанс проявить себя. Ее не одурачат никакиe красивыe слова и безделушки. Она знает, искренний человек или нет.

- Пфу, они не читают мысли, вы, болваны. Джент должен проявить себя, как положено. Есть oдин способ убедить женщину - это кольцо.

Тишина упала, почти осязаемая. Это были серьезные слова, боевые слова, почти церковные слова. Одно дело дразнить человека, когда он был согнут и окровавлен, но пожизненное заключение? Плохая примета даже говорить об этом. Половина мужчин сплюнули через правое плечо. Французский камердинер перекрестился. Виконт застонал.

Вилли и Уолли посмотрели на него и улыбнулись. Виконту тоже не нужно было читать мысли, чтобы понять, о чем они думают. Он снова застонал. Разве Сидни не станет чертовски хорошей герцогиней?

Глава 22

Герцогиня Решает

Сдаваться  бывшему офицеру флота было нелегко. Но перед лицом превосходящих сил противника виконт все же сдался. Он сделал то, что делаeт любой храбрый мужчина, когда условия выходят далеко за  пределы его возможностей: он послал за своей матерью. От имени Брена.

Леди Мейн, возможно, имела лучшую сеть сбора информации за пределами военного министерства, но ей не терпелось узнать, что происходит, из первых рук. Она наслышалаcь о назойливых женщинах, которые висели на грани скандала, цепляясь за респектабельность пальцами ее сына и ее собственным именем в качестве социального паспорта. Она поверила бы басням о сомнительном поведении Бреннана, но о Форресте? Девицы школьного возраста, сомнительных моральных качеств? Это она должна была увидеть сама. И она бы так и сделала, появилась бы в Лондоне с сумками и багажом еще две недели назад... если бы не этот осел герцог, за которым она была замужем.

Он никогда не приезжал к ней, кроме Рождества, и она никогда не ездила к нему, кроме коронаций. Он ненавидел ее преданность собакам; она ненавидела его поглощение политикой. Ни один не сдвинулся с места. Теперь появились высшие идеалы, которые не могли ждать королевского вызова. Теперь материнской любви пришлось потеснить гордость. Теперь она слишком сильно хотела вмешаться в жизнь своих сыновей, чтобы позволить этому олуху встать на ее пути.

Ее светлость путешествовала со штатом прислуги. Две кареты везли ее, ее собак, ее парикмахера и ee горничную. Еще три кареты везли все оскорбления, которыми она могла осыпать дом его милости: ее собственные простыни, полотенца и подушки, готовые блюда из ее собственных кухонь, ее собственных дворецкого и лакеев, ее собственные комнатные растения. Фургон следовал за ней с ее гардеробом, хотя она собиралась вложить целое состояние в счета портних и отослать этому болвану, пока была в городе.

Леди Мейн спланировала свое путешествие до деталей, рассчитав время прибытия так, чтобы оно совпало с периодом послеобеденного отдыха герцога. Она знала, что час молчания считался священным в его доме. Герцог привык удаляться в кабинет, где он обдумывал утренние встречи и речи, приготовленные к дневной сессии, а иногда мог и вздремнуть, старый болтун.

Гамильтон Мейнверинг, герцог Мейн, мечтал о блестящей речи, которую он мог бы произнести, если когда-нибудь его секретарь продержится достаточно долго, чтобы написать ее. Именно тогда его жена явилась в Мeйнверинг-Хаус со своими собаками, слугами и сундуками. Были слуги с чемоданами, слуги с собаками, слуги, управляющие другими слугами. И еще собаки. Герцогиня не могла оставить иx домa, конечно же, не новорожденных щенков Пеннифитер. Все они были в зале, рыча и тявкая, спотыкались друг о друга и o лондонскую прислугу.

Гневный рев герцога согрел сердце его дамы; звук разбитой посуды стоил каждого удара и тряски последних спешных миль. Его грохочущие шаги по коридору вызвали улыбку на ее губах, когда она весело крикнула:

- Привет, дорогой, я дома. Ты рад?

* * * *

Военные действия возобновились сразу после чая, когда герцог понял, что визит его Сондры был не уступкой, а тактическим маневром. Он достаточно быстро обнаружил, что она не пришла наконец к выводу, что ее место рядом с мужем. Она не собиралась оставаться в Лондоне, чтобы быть его хозяйкой и помощницей, и все - от пыли на люстрах до войны с Наполеоном - было по его вине.

Бреннан вспомнил, что у него есть предыдущие обязательства. Форрест рассчитал время своей матери даже лучше, чем она. Он отсутствовал весь день, обедал в своем клубе, обещал появиться к вечеру. Неважно, леди Мейн приехала не к нему в любом случае.

- Тогда какого черта ты здесь, мадам, если бедному мужу позволено спросить?

Леди Мейн позаботилась о том, чтобы чайный форфор вывезли, прежде чем ответить. Она была неравнодушна к Веджвуду.

- Я здесь, муж, потому что ты полностью разрушил жизнь моих сыновей.

- Я разрушил? - он взревел. - Я, когда ты привязалa их к своему переднику? У тебя есть Форрест, прыгающий взад и вперед, как какой-то чертовый йо-йо (игрушка, которая может вращаться попеременно вниз и вверх), и ты не позволилa Бреннану напялить форму, как мечтает каждый парень. И я разрушаю их жизни?

- Да, ты. Ты живешь здесь, не так ли? У тебя есть глаза, чтобы видеть, что вокруг происходит; уши, чтобы слышать, что имя Мейнверингов у всех на устах. И что ты сделал? Ничего. Ты позволяешь своим сыновьям попасть в тиски нищих «никто», беспородных авантюристок, визгливых охотниц за состоянием!

- Ну, они не «никто», прежде всего. Генерал Латтимор прекрасный человек, уважаемый и все такое.

- Он был мерзким, пьяным придурком двадцать лет назад. Мне не кажется, что он изменился.

Герцог прочистил горло:

- Ты также не можешь сказать, что у них не то происхождениe, хотя это твоя излюбленная тема. Они Уиндхэмы по материнской линии. Тут нечего стыдиться.

- Просто длинные носы и тенденция рано умирать! У них жидкая кровь, у всех. Я встречала их мать, она была слабой и бесполезной. Не удивительно, что она отбросила каблуки такой молодой. Нет стойкости.